Польская писательница написала роман о мужской измене в соавторстве с собственным мужем. У Мануэлы Гретковской, одной из самых популярных авторов современной Польши, — слава писательницы, способной сотворить роман буквально из собственного живота. Приправив беременность увиденными фильмами, прочитанными книгами, случайно попавшими в объектив рекламными слоганами и даже собственным интервью для модного глянца, Гретковская пишет роман «Полька», появившийся в украинском переводе несколько лет назад. Одной из «сюжетных линий» «Польки» (с поправкой на жанр эмоционально интеллектуального бытописания в стиле «что вижу — о том пою») был и отец Поли — Петр Петуха, о котором Гретковская умудрялась писать с недоуменным восторгом — эдакий рассказ о собственном муже в стиле «восторженного реализма».
Прошел год, и украинскому читателю представилась возможность узнать о том, как же пишет отец маленькой Поли, рожденной на протяжении 200 с лишком страниц. Книга «Сцены из внебрачной жизни», написанная супругами «впополаме», похожа на два школьных сочинения на заданную тему: «Адюльтер». Зная свойство Гретковской творить по принципу моллюска, словно обтягивая перламутром случайно залетевшую в раковину песчинку, можно разве что догадываться, что именно подтолкнуло ее на этот раз слюнить «литературный жемчуг» из адюльтера, а не, к примеру, из тихих будней «идеальной писательской пары». Протест, действие наперекор читательскому ожиданию? Или?.. В любом случае, заинтриговать читателя удалось.
Сложно сказать, что еще кроме тематического «адюльтера» было заданным в этой книге. Случайно ли получилось, что в обеих повестях описана измена мужчины, причем мужчины интеллигентного, умного, носящего контактные линзы длительного ношения, состоявшегося, лет этак сорока? И то, что в обоих случаях это измена по страстной и неотвратимой любви к молодой женщине, психологически дестабилизированной и социально беспомощной, эдакой классической представительнице 80-х? Что это — портретное сходство с одним из авторов или случайное совпадение неслучайных представлений? И финал — то самое главное, что больше всего интригует в любом треугольнике — финал? Он был задан — или это еще одна попытка литературного доказательства теоремы о непременном трагизме адюльтера? Или все-таки попытка описать некий прожитый опыт, искусно замаскировав его в оболочки из придуманных героев?
Скорее всего, мы никогда не узнаем, чем же книга стала для авторов — семейной терапией или буриме, а для читателей скажем лишь, что это не глянцевые истории о неверных мужьях и истеричных женах, а повести о том, что любовь подобна стихии, которая, при всей красоте картинки, приносит разрушения и жертвы. И кое-что еще — размышление о смысле жизни и смысле секса. У Гретковской с Петухой — это если и не тождественные, то уж точно родственные понятия. «Сцены из внебрачной жизни» — в каком-то смысле две истории об ином сексе. Сексе, обретающем голос, объясняющем самого себя. То, что у создателей «Последнего танго в Париже» было лишь попыткой робко промелькнуть в объективе кинокамеры, Гретковская с Петухом научили говорить.
Безусловно, две повести «Сцен из внебрачной жизни» неравнозначны. Гретковская — то ли хирург, садистски вскрывающий нарыв мужского «кризиса сорока», то ли ироничный стоматолог, въедающийся сверлом в извечно женское желание «любви навсегда». Петуха же — словно дразнящий читателя банальностью метафор душевный психоаналитик, пытающийся объяснить необъяснимое и ответить на вопросы, ответов на которые нет.